суббота, 8 апреля 2017 г.

Траектория

В его жизни было два фундаментальных открытия про людей. Одно: люди никогда не меняются. Другое: люди все же постоянно меняются. Оба были – как открыть глаза, и, как ни странно, не входили друг с другом в противоречие.

Ему очень хотелось верить, что у человека есть некая единственно верная траектория и что, если единожды ее почувствовать, то можно всю жизнь ее держаться. При этом внешне разные этапы этой траектории могут выглядеть по-разному, но внутреннее ощущение поступательного движения не дает ошибиться: все идет правильно, согласно твоей природе и божественному плану, несмотря ни на какие отвлечения и отклонения.


Однако обстоятельства неодолимой силы и порой загадочного свойства могут человека, как божью коровку, сбить с его маршрута. Не сразу он понял, осознал это. Не сразу отдал должное неумолимому могуществу этих сил, не сразу сердцем принял собственные наблюдения о том, насколько человек пред ними беспомощен. А наблюдений у него хватало.

К примеру. Школьная подруга, умная, яркая, старательная,  первая отличница, всю жизнь мечтала стать врачом, кроме первых двух классов, когда мечтала стать ветеринаром. И вдруг ее отчисляют из мединститута, и не за прогулы, а за тупость и неуспеваемость. То, что схватывала прежде на лету, теперь и с двадцатого раза не задерживается в памяти. Ни с чего, просто так, никаких потрясений или отвлечений. Старается, борется, иногда головой даже трясет, чтобы отогнать это затянувшееся наваждение, прорвать дрянную пелену, и понять упрямо не желает, что теперь – вот так. Что так – бывает. Что тяжесть неизвестного происхождения накатила, и теперь не до шуток, и ходить теперь нужно, как будто в каждой ее руке по тяжелой гире, и память у нее теперь, как у гуппи, едва хватает на ширину аквариума.

А еще друг его давний, деликатнейший и добрейший из людей. Часто в юности он смягчал его собственную веселую молодую злость и зубоскальство, желание помериться силами, и не обязательно за правое дело, а просто от избытка невежественной лихости. Ненавязчиво настраивал на миролюбивый лад, на понимание вместо противостояния и на то, чтобы быть выше неважного. Не терпила, но мудрец, несмотря на крайнюю молодость, удивительный человек, сильно повлиявший на него, оставивший след. И вдруг в один год, как по волшебству, он предстал маленьким, злым, дефицитным, лающим какие-то натянутые самовозвеличивающие глупости, цеплючим себялюбивым спорщиком, который во всем прав, хотя кругом неправ, нелеп и неприятен, исполнен обид на людей живых и мертвых, несчастным душевным неудачником, у которого вместо нескончаемых слез – нескончаемая ругань.

Или вот еще. Жил-был другой его знакомый, с самого детства не то что в бедности, но в крайне скромном достатке. И не то чтобы нищий гений, а и вообще звезд с неба никогда ни-ни, зауряд сплошной, во всем на троечку, от внешнего вида до академических успехов. И так лет до тридцати пяти, скукота, не человек, а моль бледная. Жил спокойно, не тяготился своим одиночеством, в упорядоченности и режимности жизни находил свою монотонную радость. И вдруг, боже мой! Выяснилось, что его сосед по лестничной площадке (тот с детства проныра и манипулятор) оказался на какой-то важной государственной должности, что привело к стремительному и беспардонному обогащению. И ему для чего-то понадобился человек, известный ему с детства, причем это было единственное требование, предсказуемость. И вот ни с чего, на ровном месте, этот наш, которому тридцать пять, становится важным человеком, миллионером и прожигателем жизни. Не планировал, не стремился, не обнаруживал задатков, и тут – бабах! Все вокруг удивились, и он более всех.

И его собственная жизнь, он чувствовал, тоже сошла с траектории. Про себя он не мог бы рассказать такую простенькую историю и точно поймать злосчастный поворот, когда все пошло не так, как, наверное, не мог бы и тот, кто из мудрого миротворца превратился в желчного кривляку. Себя упрощать вообще сложно. И поди знай, как, делая все как будто правильно, ты ухитрился оказаться в каком-то чужом контексте, потерять ощущение жизни и перспективы.

Что произошло? Ничего, кроме хода времени, не бессмысленного, но беспощадного. В недрах музыкальной шкатулки, на ее перфорированном диске, незаметно подошла для одних череда ковыряющих душу диссонансов, а для других – медоточивых менуэтов. И жизнь поменялась, бог весть, к лучшему ли, и, может быть, навсегда.

Где-то он прочел, что двадцатилетнему Туру Хейердалу, тогда еще молодому кабинетному ученому, некий астролог предрек скорую смерть, и Хейердал так всерьез в это поверил, что круто изменил траекторию своей жизни, и в итоге дожил до 88 лет. Увернулся от перфорированной дорожки несчастья. Могло ли это быть правдой? Это как выиграть у Господа в наперстки.

Он много думал об этом в нелогичных образных категориях. Он пытался почувствовать, были это необратимые изменения, вроде возраста, приносящие новую, более трудную реальность. Или же с ним случилось помутнение временное, которое так же со временем исчезнет? И нужно ли как-то настроиться и поискать в новом контексте новый вид счастья, или пытаться нащупать обратный путь, к счастью прошлому? Суждено ли ему несколько видов счастья? И подойдет ли ему прошлое счастье сейчас, и было ли оно когда-нибудь настоящим, или просто с годами приукрасилось в его сознании, как Советский Союз в памяти стариков?

…Кстати, отчисленная студентка меда в период своего фантастического отупения счастливо вышла замуж и родила двойню. А через два года так же неожиданно обрела прежнюю ясность ума, восстановилась в институте и закончила его с очевидным блеском. Теперь все у нее правильно и по заслугам: гранты, статьи, корреспонденты в 20 странах, предложения о работе в лучшие клиники мира, своя практика, участие в международных исследованиях, несмолкающий телефон и сотни благодарных пациентов.

А давний друг через пять лет слез, корчей и малопонятных духоборческих поисков вернулся в свой душевный мир с крупным повышением. Что, впрочем, он сам никогда так не формулировал, никакой своей заслуги не видел и вообще возвращением не считал, а считал чем-то совершенно новым. Хотя со стороны было прекрасно видно, что все это лишь прекрасное продолжение досадно прерванной истории. В его просторную, доставшуюся от деда квартиру днем и ночью приходят самые разные люди. Заходят, как давным-давно, без звонка, на пять минут или на целый вечер. Он всем одинаково искренне рад, со всеми спокоен и ровен, никуда не торопится, всем заваривает чай с медом и дает почитать книги. Каждый раз строго просит книги по прочтении вернуть, но никогда об этом не напоминает. И о чем бы он ни говорил, всем кажется, что это про них, и от этого им становится немного легче жить.

И даже неожиданно разбогатевший бесцветный тип тоже, хоть не без потерь, но вернулся на прежнюю траекторию. Совершив ряд хрестоматийных, но почти неизбежных ошибок, он потерял всех, кто имел к нему хоть тень симпатии, затем все деньги и имущество, так неожиданно и незаслуженно на него свалившееся, и, чудом избежав тюрьмы, живет теперь тише воды, почти как прежде, слегка приглушая алкоголем горечь возвращения.

И только сосед по лестничной площадке, как выяснилось, взял разбег себе не по силам, умер подозрительной смертью, и был похоронен с государственными почестями в огромном черного дерева гробу по цене квартиры в Подмосковье. Этот со своей траектории ни на шаг не сорвался, и закончил ровно там, куда она вела.

Комментариев нет:

Отправить комментарий