вторник, 22 мая 2018 г.

Поддержка

Иногда ему приходится признать, что чего-то в жизни он не понимает. Возможно, в этом обнаруживается его, так сказать, интеллектуальная щепетильность: не находя объяснения убедительного, не удовлетворяться шатким и поверхностным.

Вот, к примеру. Случается у него порой такое убитое состояние духа, когда совсем нет сил. Их еле хватает на то, чтобы сокращать сердце и стоять на ногах. И все на свете, вся его жизнь представляется ему мусорной, не имеющей ни смысла, ни цели, ни радости, лишенной напрочь энтузиазма и каких-либо желаний, кроме того, чтобы весь мир заткнулся и оставил его в покое. Состояние это, безусловно, временное, но изнутри кажется, что иначе никогда не было и не будет, и безысходность наполняет каждую его минуту. Окружающие, понятно, замечают эту его кондицию, и некоторые даже проявляют участие. Говорят, мол, ничего, бывает, все как-нибудь наладится, все же в целом неплохо. И это бесит его страшно.

Господи, да с чего наладится, когда его жизнь обрыдла ему до самой крайней крайности, до того прочно, что он не представляет себе, что в ней следует поменять, чтобы ее все-таки можно было жить! Как наладится, куда наладится? Откуда возьмется направление, в котором она наладится, когда он своими руками каждый день переводит ее на дерьмо? А они ему – наладится! Воздуха в жизни нет – а она возьмет и наладится! Как они себе это представляют? Он будет, как и все эти годы, просто стоять и подпирать свою серую жизнь, как колонна, будет бездарно стареть и с каждым годом сильнее окукливаться, и вдруг – бам! - все наладилось? Да с чего? Голову включите прежде, чем открываете рот! Вы же налаженное от не налаженного не отличите, прямо тут, у вас под носом! Отвалите с вашими глупыми утешениями!

Да, вот так бы и сказал. Но он не говорит. Потому что головой понимает, что обижать-то их не за что, это не их беда, что он свою жизнь считает конченой и пустой. Не настолько, чтобы всерьез ждать смерти, но настолько, чтобы перестать верить в хорошее. Что же они могут сделать? Утешают его, как говорят «здрасьте», не вникая в смысл. Одним ртом говорят, не шагая навстречу, не открываясь, не обнаруживая его никакими своими душевными тентаклями. Говорят, чтобы не вовлекаться в его ситуацию, довольно, честно говоря, токсичную.

И вот, при всем этом и посередь всего этого, вдруг появляется человек, не очень близкий, не самый благополучный, и говорит вот ровно то же самое. Мол, так бывает, не кручинься, наладится. Просто говорит, не налегает на голос, не заглядывает в глаза, не обнимает за плечи, не дает ценных советов. Довольно сдержанно говорит, ничего особенного. Но вдруг как теплой волной обдает, и какую-то глубокую дрянь из души вымывает, и почему-то верится, что, конечно, жизнь не кончена, и в ней много еще каких полос будет, и на остаток дней не зазорно иметь кой-какие планы. Ненадолго, конечно, на пару часов – но приходит мир от этих слов, благословенная передышка. Что он сделал, чем таким поделился, и, главное, как? Текст тот же, но никто не смог, а он утешил, просто, без усилий и спецэффектов.

Как? Уже в своем нормальном, не черном состоянии, когда к нему возвращаются краски и запахи, и сквозь рутину обычных дел вновь подступает радостное биение жизни, он размышляет об этом, и все равно не понимает. Лишь изредка закрадываются приблизительные и нестойкие догадки, не в виде формулировок, а в виде ощущений, и радуют его своей близостью к чему-то важному и настоящему.  Впрочем, на рациональную поверхность только и удается выудить, что один несомненный факт: кто говорит намного важнее, чем что говорит. Память тут же подсказывает вычитанное в какой-то книге: Михаил Светлов часто восхищался Пушкиным, говорил, какая, дескать, гениальная строчка: «Брожу ли я вдоль улиц шумных…», мне бы такую строчку. И что, тут же спрашивает нас автор? И ничего, никакого чуда бы не произошло. Чудо оттого, что это Пушкин бродит вдоль улиц, не Светлов. Брожение Светлова – никакое не чудо, никакой не укол божественного. Важнее кто бродит, а не как он об этом сообщил.

Что за таинственная внутренняя сила позволяет говорить банальные вещи, которые при этом воспринимаются как откровение и милость? Начиная об этом думать, он тут же находит много подобных необъяснимых примеров. Некоторым людям с тихим голосом и невыразительной речью послушны тысячи людей, а других, вполне достойных, умных, красноречивых и напористых, отчего-то никто не слушается. Почему? Или вот еще: одним хочется бездоказательно, от души, приписать массу достоинств, а у других, наоборот, отобрать и обесценить даже те, что явны и налицо. Почему так? Какой необъяснимый поток счастья или несчастья, идущий от других людей, нам так необходимо для себя обосновать?

И, главное, как открыть этот поток в себе? Что нужно делать, что понять, с чем соединиться, чтобы для кого-то на свете быть способным с такой же силой сказать: Бывает. Не кручинься. Наладится.