среда, 25 февраля 2015 г.

После бури

Жить было не так уж сложно. Нужно было не забывать дышать и принимать хоть немного жидкости. Никаких других усилий. Вставать с кровати, выходить из дома, брать телефонные звонки, даже открывать глаза – все эти занятия пали жертвой суровой экономии жизненных сил. Он физически чувствовал их недостаточность, впритык для поддержания сердцебиения и нужной температуры тела. Ничего, ниже кровати не упадешь. Не человек, а конденсат Бозе-Эйнштейна.

четверг, 19 февраля 2015 г.

Концерты

Мы милость времени, замирание,
Мы выдох века, провал, просвет,
Мы двое, знающие заранее,
Что все проходит, а смерти нет.

Быков

Недавно на TED выступала одна британская рок-певица, которая как-то раз, находясь среди своих фанатов, разделась и позволила им рисовать на себе маркерами. И хотя трудно себе представить Гергиева или Березовского в такой роли, мотив ее я хорошо понимаю. Всю себя открыть, отдать своим слушателям, показать им, что живет для них, пусть даже такими недалекими, нехудожественными средствами. Не у всех талант позволяет транслировать в полной мере любовь к людям.

вторник, 10 февраля 2015 г.

Коллективизм

Они, все четверо, глядели на меня уничтожающе. Я пожал плечами и безнадежно затих.
— Ты это брось про Ивана Тургенева. Говори, да не заговаривайся. Сами читали. А ты лучше вот что скажи: ты пиво сегодня пил?
— Пил.
— Сколько кружек?
— Две больших и одну маленькую.
— Ну так вставай и иди. Чтобы мы все видели, что ты пошел. Не унижай нас и не мучь. Вставай и иди.
Ну что ж, я встал и пошел. Не для того, чтобы облегчить себя. Для того, чтобы их облегчить. А когда вернулся, один из них мне сказал: «с такими позорными взглядами ты вечно будешь одиноким и несчастным».
                                                                                                                                                                              Ерофеев

В середине 90-х я, по стечению обстоятельств, бросил институт в Москве и уехал учиться в Штаты. Это обширнейший опыт в моей жизни, и я до сих пор хорошо помню некоторые вещи, которые меня тогда впечатлили. Одной из них было правило учебных заведений, согласно которому оценки сообщались только ученику, которому они выставлены. Они никогда не произносились вслух. Если формат не предполагал письменного оповещения, то происходило оно так: я подходил к преподавателю, который двумя листка бумаги закрывал список фамилий выше и ниже моей, так что в образовавшуюся амбразуру я видел только то, что касалось непосредственно меня.

Я воспитан в советской школе! Я принимал как норму оглашение оценок за контрольную вслух, всему классу, в алфавитном порядке, да с комментариями: кто облажался и не оправдал, кто, наоборот, молодец, тупой, но старается, а кто, ушлый гад, явно списал. Все вслух, все напоказ. И такой крайний индивидуализм американских колледжей вызвал во мне тогдашнем вполне пролетарское отторжение. Что скрывать? Мы же один класс! Что вообще в этой информации такого секретного, и откуда опасение, что я ее использую во зло? Это было как в моей начальной школе - закрывать рукой то, что пишешь, чтоб, не дай божЕ, не списали. Недостойно, гадко, не по-товарищески. Как хлебом в голодуху не поделился.

понедельник, 9 февраля 2015 г.

Дисциплина, или этот проклятый рабочий день

Дисциплина — это не метод воспитания, дисциплина — это результат воспитания.

                                   Макаренко

Как человек сугубо гражданский, большую часть сознательной жизни я презирал само слово дисциплина. Означало оно: гадкое казенное принуждение к какой-то примитивной бессмысленной деятельности, вроде хождения строевым шагом, которую сам для себя никто в здравом уме не выберет. Непослушание же карается тупой ненавистной превосходящей силой. Непривлекательные типажи по обе стороны дисциплинарного процесса. Насаждающие — непробиваемые «козырьки» из анекдотов, упивающиеся своим кусочком власти. И дисциплинируемые – унизительно послушные бараны без собственного волеизъявления. Ни к одним не тянет примкнуть.

Изрядная порция страданий по поводу такого устройства жизни достается гражданскому человеку на офисной работе. Приходится придерживаться фиксированных рабочих дней и часов (кто их вообще придумал?), а также порой сидеть на работе, когда не работается, и делать объективно бессмысленные вещи. Ни для кого не секрет, что бывают дни, когда организации было бы дешевле просто отпустить нас домой, во внеочередной оплачиваемый отпуск. Просто поваляться на диване, выспаться и набраться сил. В такой неудачный день мы не работники, и ни к чему это дисциплинарное насилие с более чем скромным результатом. В конце концов, наше дело – порождать добавленную стоимость, а не впечатлять начальство продолжительностью своего рабочего дня. Отдохнув и восстановив силы, мы вернемся с бОльшей энергией и продуктивностью. 

Подвижки в эту сторону уже давно начались среди компаний-пионеров управленческих методик, вроде Netflix, чей вид деятельности допускает подобные эксперименты. Гибкие рабочие графики, отсутствие учета отпусков и выходных, удаленная работа, послеобеденный сон по желанию – всем этим теоретически уже лет 10 как никого не удивишь. Они действительно молодцы! Ведь у всех нас разные биоритмы, и чем тратить уйму сил на преодоление своей природы, почему бы рабочему расписанию не посторониться и не приспособиться к человеку? Все мы за идеальный рабочий процесс – интегрированный в жизнь, естественный, в радость.

Однако последнее время я отношусь к дисциплине со все возрастающим уважением. В пользу этого есть несколько доводов.