среда, 17 декабря 2014 г.

Не выше пояса забвения трава

Катаев, как известно, придумал прозвища своим великим современникам. Я никогда толком не мог понять, к чему эти Королевичи и Птицеловы, и почему не назвать их своими именами. Похожим образом поступил и Аксенов, в предисловии к "Таинственной страсти" даже давший несколько расшифровок и понятно объяснивший, с какой целью заменил имена. Мол, чтобы не упрекнули в субъективности и неточности, а также чтобы расширить конкретные личности до того, чем они могли бы быть, даже если не были.

четверг, 11 декабря 2014 г.

Еще раз про целеполагание

Конец календарного года – традиционное время для того, чтобы остановиться-оглянуться. Время подведения итогов и обдумывания планов на будущее – для тех, у кого вообще есть склонность к этому занятию. В попытке придать своим планам конкретный облик и бОльшую реалистичность, многие из нас прибегают к постановке собственных целей на следующий год. Я занимаюсь этим уже не первый год, для себя и других людей. Есть вещи, которые способствуют успеху целеполагания (+), и вещи, способные свести на нет весь смысл этого упражнения (-). Хочу поделиться некоторыми наблюдениями на этот счет. Надеюсь, какие-то из них пригодятся и вам. Итак.

суббота, 6 декабря 2014 г.

Гримасы памяти

Ну вот — палкой, — указал ею, сел в автомобиль и потом палку в нем и оставил, когда вылез: ведь автомобиль временно принадлежал ему, я отметил это “спокойное удовлетворение собственника”. Вот какая вещь — художественная память! Почище всякой другой.

                                                                                              Набоков

Недавно один бизнес-тренер научил меня забавному трюку. Из зала ему назвали десять случайных существительных (небо, кошка, мяч итп.). Он записал их на доске, пронумеровав. Потом повернулся к ней спиной и попросил проверить его память. Люди из аудитории называли ему номера, а он говорил слово под этим номером, без ошибок.

Безусловно, есть люди, которые могут с ходу запоминать такие вещи безо всякой системы, но большинству (и мне в том числе) это не под силу. Суть трюка вот в чем. У него (тренера) есть набор случайных слов, ассоциированных с каждой цифрой от одного до десяти, которые он один раз добросовестно заучил. Для легкости они образуют рифму с самой цифрой (one run, nine wine, etc.), но могут и не образовывать, неважно. Получая слово из зала и пока записывает его на доску, он представляет себе какую-нибудь яркую, выпуклую, гротескную картинку с использованием «своего» и «чужого» слова под этим номером.

Например, под девятым номером выпало слово bicycle. Имеем пару wine (вино) и bicycle (велосипед). Быстро представляем себе следующую картинку. Наклоняем бутылку над бокалом, а из нее вместо вина выезжает множество мааахоньких велосипедиков, и прямо стайкой в бокал. Крохотные колесики, крохотные педальки, в бокале десяток их уже, возятся, как хомячки, позванивают и из бутылка продолжают "капать". А вина в бутылке вина - никакого, ни грамма. Этакая картинка в духе Дали, на представить с деталях – секунда, и точно продержится в голове какое-то время. У меня, к примеру, держится уже четвертый день. И когда раздается номер девять (который, как мы давно знаем, означает вино), велосипеды приходят сами собой.

Забавна эта история тем, что, для хорошего запоминания, нужно, оказывается, запоминать не меньше, а больше! Целая картинка, сюжет, настроение, набор визуальных образов – вместо одного-единственного слова. Удивительно неэкономично, казалось бы. Но как попугаи подхватывают от хозяев непропорционально много матерных слов (т.к. те произносятся с эмоциональной нагрузкой), как музыканты, заучивающие на память целые оратории и фортепианные концерты, не могут запомнить номер телефона, так и все прочие запоминают не то, что мало по объему, а то, что заставляет чувствовать.

понедельник, 1 декабря 2014 г.

Фамильное серебро

Для того, чтобы обнаружить, что сидишь на громадном и бесполезном дедушкином наследстве, несомненно, нужно посмотреть на ситуацию свежим глазом. Много вокруг всего, к чему привык, что неотъемлемо, что само собой. Мертвый резерв, от которого проку – ноль, как от нефти в земле, пока не сообразишь, как ее продать. Как от фамильного серебра, с которого, оказывается, можно не только есть. Как от леса тысячелетних секвой. Такие вещи долго создаются и со свистом расходуются. Поколения предков перли без подъемника в гору, аж пар валил, а крайний наследник этого величия воли, худосочный золотушный мальчуган, за пару лет или месяцев съехал с этой горки в самый низ, до асфальта.

Он где-то прочел, что все на свете не вечно, тленно, призрачно, ненадежно, взято на прокат, и, конечно, хотел убедиться, до какой степени. И уж точно хотел выяснить, хватит ли на его век родовых резервов (хватило: век вышел недолгий!). Он был наделен даром свежего глаза. Понял вдруг, что все-все можно расшатать и пустить по ветру. Грохот будет громок, бормотал он множество раз, невнятно улыбаясь. Скажете, незнание жизни и бедное воображение – причина этой титанически глупой затеи? Да нет! Еще генетическая сытость. И перегрев яичек в детстве (слишком заботливая сиделка). И шесть языков, на которых он свободно говорил. И высокий юлящий голос в его 25. И курсы в лучших университетах. И пульсирующая, неровная, парадоксальная память, с чудовищными провалами и ослепительными всплесками. И вероломная и корыстная Мария де лос Анхелес, его боль, его милая Чело, жестокая и взрослая (позор на их непобедимую армаду!) И в 17 лет - очень дорогая клиника в Швейцарии, где горный воздух, глубокий сон и самое успешное психиатрическое лечение в мире. И цвет его тонюсеньких волос – не льняной и не рыжий, а какой-то розовый. Все, все сказалось!