Лет пять назад я ознакомился с такой практика: встать в одиночестве на берегу озера, набрать в горсть побольше мелких камешков и по одному кидать их в воду. Каждый камешек – имя человека, которому благодарен.
Ох, непростое это занятие! Нет у нас в обычной жизни привычки быть осознанно благодарным. Нет понимания важности этого чувства для того, кто благодарен. Все как раз наоборот. Мы приписываем себе массу заслуг, находя в своих качествах и поступках основания для своих успехов. А думая о других, мы постоянно взвешиваем и подводим сальдо, аннулируя хорошее, когда встречается плохое. Мы также принимаем хорошее, не отмечая и не запоминая, если оно будто бы не стоило дающему сверхусилий, или это его, дающего, обязанность, или это случилось это давно. И так далее. Ведет вся эта нехитрая и привычная цепочка к безнадежности и одиночеству.
В упражнении на благодарность все по-другому. Нет срока давности. Нет разделения на крупное и мелкое. Нет задачи упоминать одного человека только один раз. Нет градации людей на хороших и похуже. Не важно, сделал ли этот же человек что-то плохое. Важно лишь выделить в душе позыв, вспышку признательности, сколь угодно слабую, но настоящую, и зафиксировать ее. На каждую вспышку – один образ, одна секунда, один камень. Больше не требуется.
Поначалу идет медленно. Отбарабанив с десяток регламентных людей, я умолк в недоумении: кого мне еще благодарить? Все люди как люди, ничего особенного, все сами за себя. Благодарности быстро закончились. Какое-то время я стоял молча, смотрел вдаль и глубоко вдыхал вечереющий Байкал, оставив судорожный поиск следующего имени. Передо мной медленно расходились по воде круги от давно выпущенных камешков. Простор, пустота, тишина.
И в какой-то момент прорвало. Повалило сразу множество имен, лиц, картинок. Я швырял камешки быстро, почти подряд, чтобы не дать им снова исчезнуть, раствориться в моей такой нестойкой и неверно устроенной памяти. Один за одним, все дальше во времени. Женщина гладит меня по щеке, излучая свет и радость. Друг принес чай - мне, обессиленному и замерзшему в весенних горах. Чужой человек так вовремя и по-доброму пошутил и разогнал на несколько минут мою внутреннюю черноту. Дальняя тетка, никогда меня не видевшая, посмеивается надо мной вполне по-семейному. Мой математик, с бликом от лампы на выпуклом рихтеровском лбу, человек-ясность, человек-глубина. Мой приятель в шахматном кружке, так добродушно реагирующий на мои резкие выпады. В школе, из целого класса одна только девочка надо мной не смеется, а смотрит с интересом. Серьезный очкастый мальчик в детском саду, имя которого я до сих пор, оказывается, помню, восхитился моим рисунком: белая лошадь с золотой гривой и красной звездой на боку - военная! (Как остановить перечисление, чтобы упражнение прямо сейчас не началось заново?) Десятки людей подряд, важных и неважных, волей или неволей принявших участие, незнакомых друг с другом, не помнящих меня и уж точно не считающих себя моими благодетелями.
Силясь не смешивать и не отодвигать одного другим, хоть на секунду, но внятно и полно обращаясь персонально к каждому, я набирал новые горсти камешков, а люди все не кончались. Появлялись новые, забытые, незаметные, и, наоборот, бывшие рядом много лет. И масштабно, как горы из-за леса, появлялись, на этот раз по-настоящему, главные люди, внутренний круг, те самые, что были упомянуты формально в самом начале, без мысли, без наполнения, без живой фактуры благодарности. Все больше ярких, мощных вспышек посвящалось именно им.
Вспоминались они совсем не за то, за что какая-нибудь Верховная Комиссия Добрых Дел, тщательно все взвесив, могла бы их наградить. Нет, в памяти возникали вспышки счастья самого разного происхождения, и не было в этой подборке фрагментов и отрывков ничего объективного или заслуженного. Но зато было совершенно ясно, что все они в конце концов имеют одну и ту же природу, проводят одну и ту же - силу? субстанцию? И слезы пошли – от напряжения, от невозможности вместить сразу весь этот бесконечный объем и разнообразие форм любви, которая, оказывается, проливалась на меня нескончаемым потоком сколько я себя помню, всю мою жизнь.
…Есть такое волшебное число Данбара – количество людей, с которыми человек может поддерживать более или менее стабильные социальные связи. Определяется оно, по словам автора, размером коры головного мозга, т.е. имеет природу вполне физиологическую, и составляет примерно 150. Данбар был крайне убедителен в своих исследованиях, приводя в пример различные коллективы, от первобытных поселений до размера воинских подразделений. К аналогичному выводу пришел методом проб и ошибок W.L. Gore, известный брендом Gore-tex: он возвел это число в свой корпоративный стандарт, и с тех пор его офисы и заводы по численности не превышают 150 сотрудников. Ну и масса есть прочих примеров, говорящих о том, что Данбар скорее всего прав: есть биологический лимит на социальные связи, и цифра эта не огромная.
Но для того, чтобы быть благодарным, это не столь важно. Не обязательно следить за жизнью человека и знать, как зовут его жену и собаку. Не нужно знать его собственное имя. Не нужно даже, чтобы этот человек был по сей день жив. У наполняющего чувства признательности, по счастью, совершенно другая арифметика.
Ох, непростое это занятие! Нет у нас в обычной жизни привычки быть осознанно благодарным. Нет понимания важности этого чувства для того, кто благодарен. Все как раз наоборот. Мы приписываем себе массу заслуг, находя в своих качествах и поступках основания для своих успехов. А думая о других, мы постоянно взвешиваем и подводим сальдо, аннулируя хорошее, когда встречается плохое. Мы также принимаем хорошее, не отмечая и не запоминая, если оно будто бы не стоило дающему сверхусилий, или это его, дающего, обязанность, или это случилось это давно. И так далее. Ведет вся эта нехитрая и привычная цепочка к безнадежности и одиночеству.
В упражнении на благодарность все по-другому. Нет срока давности. Нет разделения на крупное и мелкое. Нет задачи упоминать одного человека только один раз. Нет градации людей на хороших и похуже. Не важно, сделал ли этот же человек что-то плохое. Важно лишь выделить в душе позыв, вспышку признательности, сколь угодно слабую, но настоящую, и зафиксировать ее. На каждую вспышку – один образ, одна секунда, один камень. Больше не требуется.
Поначалу идет медленно. Отбарабанив с десяток регламентных людей, я умолк в недоумении: кого мне еще благодарить? Все люди как люди, ничего особенного, все сами за себя. Благодарности быстро закончились. Какое-то время я стоял молча, смотрел вдаль и глубоко вдыхал вечереющий Байкал, оставив судорожный поиск следующего имени. Передо мной медленно расходились по воде круги от давно выпущенных камешков. Простор, пустота, тишина.
И в какой-то момент прорвало. Повалило сразу множество имен, лиц, картинок. Я швырял камешки быстро, почти подряд, чтобы не дать им снова исчезнуть, раствориться в моей такой нестойкой и неверно устроенной памяти. Один за одним, все дальше во времени. Женщина гладит меня по щеке, излучая свет и радость. Друг принес чай - мне, обессиленному и замерзшему в весенних горах. Чужой человек так вовремя и по-доброму пошутил и разогнал на несколько минут мою внутреннюю черноту. Дальняя тетка, никогда меня не видевшая, посмеивается надо мной вполне по-семейному. Мой математик, с бликом от лампы на выпуклом рихтеровском лбу, человек-ясность, человек-глубина. Мой приятель в шахматном кружке, так добродушно реагирующий на мои резкие выпады. В школе, из целого класса одна только девочка надо мной не смеется, а смотрит с интересом. Серьезный очкастый мальчик в детском саду, имя которого я до сих пор, оказывается, помню, восхитился моим рисунком: белая лошадь с золотой гривой и красной звездой на боку - военная! (Как остановить перечисление, чтобы упражнение прямо сейчас не началось заново?) Десятки людей подряд, важных и неважных, волей или неволей принявших участие, незнакомых друг с другом, не помнящих меня и уж точно не считающих себя моими благодетелями.
Силясь не смешивать и не отодвигать одного другим, хоть на секунду, но внятно и полно обращаясь персонально к каждому, я набирал новые горсти камешков, а люди все не кончались. Появлялись новые, забытые, незаметные, и, наоборот, бывшие рядом много лет. И масштабно, как горы из-за леса, появлялись, на этот раз по-настоящему, главные люди, внутренний круг, те самые, что были упомянуты формально в самом начале, без мысли, без наполнения, без живой фактуры благодарности. Все больше ярких, мощных вспышек посвящалось именно им.
Вспоминались они совсем не за то, за что какая-нибудь Верховная Комиссия Добрых Дел, тщательно все взвесив, могла бы их наградить. Нет, в памяти возникали вспышки счастья самого разного происхождения, и не было в этой подборке фрагментов и отрывков ничего объективного или заслуженного. Но зато было совершенно ясно, что все они в конце концов имеют одну и ту же природу, проводят одну и ту же - силу? субстанцию? И слезы пошли – от напряжения, от невозможности вместить сразу весь этот бесконечный объем и разнообразие форм любви, которая, оказывается, проливалась на меня нескончаемым потоком сколько я себя помню, всю мою жизнь.
…Есть такое волшебное число Данбара – количество людей, с которыми человек может поддерживать более или менее стабильные социальные связи. Определяется оно, по словам автора, размером коры головного мозга, т.е. имеет природу вполне физиологическую, и составляет примерно 150. Данбар был крайне убедителен в своих исследованиях, приводя в пример различные коллективы, от первобытных поселений до размера воинских подразделений. К аналогичному выводу пришел методом проб и ошибок W.L. Gore, известный брендом Gore-tex: он возвел это число в свой корпоративный стандарт, и с тех пор его офисы и заводы по численности не превышают 150 сотрудников. Ну и масса есть прочих примеров, говорящих о том, что Данбар скорее всего прав: есть биологический лимит на социальные связи, и цифра эта не огромная.
Но для того, чтобы быть благодарным, это не столь важно. Не обязательно следить за жизнью человека и знать, как зовут его жену и собаку. Не нужно знать его собственное имя. Не нужно даже, чтобы этот человек был по сей день жив. У наполняющего чувства признательности, по счастью, совершенно другая арифметика.
Комментариев нет:
Отправить комментарий