вторник, 6 октября 2015 г.

Восхищение

…Ясно, что каждый, кто <…> c таким подозрительным обожанием апплодирует, уже одними своими хлопками всенародно заявляет свою восторженную готовность поменяться своей жизненной ролью с тем, к кому относятся его апплодисменты…

                                                                  Агеев

В музее Чайковского в Клину представлены письма советских людей, главным образом комсомолок, Вану Клиберну. «Ванечке», как ласково его тогда называли. Вызывают они нешуточное сопереживание.


Сейчас я смотрю на Вас по телевизору. <…> Какой Вы счастливый, должно быть!

Дорогой друг! Я восхищена Вашей игрой!

Я тоже немного "музыкант". Кончила музыкальную школу, играю на пианино и аккордеоне и, честно признаться, немного увлекаюсь джазовой музыкой

Мы даже не знаем, как выразить свою благодарность!

Дорогой! Я сегодня представила Америку совсем по-другому. Теперь я знаю, что там не царствует рок-н-ролл…

И музыка твоя бросает в дрожь,
И с ней о всём мирском мгновенно забываешь

Кругленький почерк в завитушках, с ученическим наклоном. Конверты надписаны в адрес Большого Зала Консерватории, мол, при случае передайте, будьте так добры, Ван-Клиберну. Столько силы в этом восхищении и безоглядной непосредственности!

То есть такая вот девчушка, вся правильная, к примеру, Катя, лет 17 (то есть родилась прямо перед войной), не то что за Брест, а даже из своего города выезжавшая только в эвакуацию. Папа, допустим, с войны вернулся, и даже к той же самой маме и в ту же самую коммуналку, повезло. Ходила в  музыкальную школу по лужам и мосткам, в школьной юбке и резиновых сапогах, очень даже прекрасно научилась на аккордеоне. Поступила в десятилетку. Не смотря на то, что видит вокруг, верит во все светлое, как положено.

И вот эта Катя в своем далеком бедном городе послушала Ванечку по радио. И из этого радио на нее хлынула другая жизнь. И было в этой жизни настоящее, объемное счастье, намного сильнее и больше, чем в ее собственной. И в душе у нее тикнуло, что все может быть по-другому, больше и лучше, чем есть. Со смыслом и любовью, с красками и красотой, со славой и свободой. Она еще не может сформулировать, как старые актеры из ленинградского Дома Ветеранов Сцены: “Вы, конечно же, наш близкий друг, раз так проникновенно передаете Чайковского”. Ей самой толком неясно, почему он так прекрасен, но она отчетливо чувствует с этой другой жизнью какое-то немыслимое родство.

И тем же вечером она садится за новый полированный стол, с решимостью на лице вырывает листок в клетку из тетради по алгебре, и с бьющимся сердцем пишет письмо небожителю. Она уверена, что он должен как-то ее узнать, ведь в душе она такая же, как он. Она не допускает мысли, что он может не понять ее по-русски: она же так легко его понимает! Она так обожает его и его музыку! Так восхищена его красотой и талантом! Она вкладывает в письмо свою фотографию в платьице, и пишет на обороте: на память от Кати. И таким способом прикасается к Нему, волшебному, легчайшему, иноземному, звучащему Чайковским и Рахманиновым, герою, по целому стечению обстоятельств на весь мир знаменитому. Столько славы и любви – не как пианисту, а как кинозвезде. В софитах и овациях, такой живой и счастливый за всех нас.

А через три года она, вероятно, напишет такое же по пульсации письмо на адрес Звездного городка, передать Гагарину Ю.А., Юрочке. А что же стало потом? Утратила ли она способность быть счастливой через радио, довольствовалась ли счастьем попроще в шаговой доступности и обабилась окончательно годам к 35? Или прожила на этом тоненьком ручейке из настоящего мира пленительную и неприкаянную жизнь? Или все же случилось чудо, и она прорвалась в тот настоящий мир и стала сама проводником света и радости, не таким высоковольтным, как Ванечка, но все же, все же!

…Тогда, в 58 году, жюри высокого конкурса вполне согласилось с Катей. Там же, в музее, рядом с письмами комсомолок, разложены бюллетени для голосования: неровные кусочки бумаги с написанной от руки фамилий первой премии (Ван Клиберн) и фамилией голосующего (Гилельс, Рихтер, Нейгауз…). Принимая его в свой пантеон, они  хорошо понимали, что в нем такого особенного.

Комментариев нет:

Отправить комментарий